Вам у нас понравилось?
-
Особый режим работы муниципальных библиотек г. Кирово-Чепецка
Круглосуточно доступны электронные каталоги и электронные ресурсы сайта нашего Учреждения.
Подробнее ...
«…И на устах его печать»
Увидев эти снимки, многие наверняка вздрогнут от неожиданности.
У каждого поколения свои предпочтения, свои кумиры и легенды.
К памяти тех, кому сегодня за сорок, обращаю я эти строки. Вы, конечно, помните его... Но как хотелось бы, чтоб на волне пробуждающегося интереса к прошлому, на волне ностальгии и ретро скромные эти заметки затронули тех, кому нет сегодня и двадцати. Хотелось бы - ведь они не знают о нем ничего.
Слово мое об Орфее. По паспорту он значился Мансур. Друзья называли его Колей. А сценическое имя его было - Николай Шарафутдинов.
В феврале прошлого года на вечере встречи музыкантов разных поколений, проходившем во Дворце культуры «Дружба», зал встал и замер в молчании, когда появился слайд с его портретом и прозвучало его имя. Николай Шарафутдинов!..
Не преувеличу, сказав, что его красивый, богатый оттенками баритон был звучащим символом целого десятилетия в духовной истории города. И как знать, может быть, голос этот звучал бы и поныне, если бы не потрясшая всех нас гибель певца весной 79-го. Гибель от рук заурядной шпаны. Чудовищно банальная история: привязались на автобусной остановке... Избили... Скрылись... Кто они, где и откуда? Может быть, воспитывают собственных детей? И по вечерам, сидя на диванчике, смотрят телевизор? Тешу себя жалкой надеждой: а вдруг и они прочтут эти строки?..
И как свидетельствует печальная российская традиция, обстоятельства злодеяния так и остались нераскрытыми, неизвестными. «Приют певца угрюм и тесен, и на устах его печать...»
Я не был ему близким другом. Но часто бывал рядом, неплохо сумел узнать его. И считаю, что ушедшее в легенду имя Коли Шарафутдинова не должно быть забыто. Надеюсь, я не одинок в этом мнении... «Он жил среди нас. Он пел для нас...»
А началось все с того, что в середине 60-х годов в Каринторфе после одного из концертов кирово-чепецкого эстрадного оркестра к нашим музыкантам подошел черноватый парень и робко спросил, нельзя ли ему попробовать спеть вместе с ними. Попробовали. И поразились красоте и силе голоса. То было судьбоносное мгновение. Вскоре Коля Шарафутдинов становится солистом кирово-чепецкой эстрады. Пиком, вершиной его артистической биографии был, пожалуй, рубеж 60-70 годов.
Какие это были времена! Что бы ни говорили сегодня злопыхатели о нашем прошлом, мне хочется сказать: благословенные годы! Эпоха шестидесятничества тогда уже завершилась, но отзвук ее идей, дух ожидания и надежд еще сохранились... Это было время, когда человек впервые ступил на поверхность Луны - сенсация планетарного масштаба...
Год 1970 - год 25-летия Победы. Нам казалось тогда, что война была страшно давно, далеко, в другой эпохе. Но вот на наших глазах миновала еще четверть века, а мы... и заметить не успели... Это было время, когда мы еще ходили в кино (семьями, коллективами), смотрели «Бриллиантовую руку» и «Братьев Карамазовых», «Мертвый сезон» и «Белое солнце пустыни»...
Открыто критиковать главу государства тогда было немыслимо, невообразимо (тоталитаризм, отсутствие свободы!). Но вот парадокс: очень многие чувствовали себя в те «застойные» годы менее подавленными и ущемленными. А значит - более свободными.... Это было время, когда в наших магазинах продавались дивные армянские вина - «Айгешат», «Геташен», «Аревик». Гурманы наведывались за ними даже из областного центра, и никому в голову не приходило, что вина могут быть ненастоящими, «палеными»...
Это было время, когда в Кирово-Чепецке завершилось строительство искусственного катка, когда наши мальчишки завоевывали приз «Золотая шайба», а нападающий «Олимпии» А. Мальцев уже покинул родной клуб, чтобы начать стремительное восхождение к мировой славе...
Свет далеких для того времени «звезд» - А. Пугачевой и В. Леонтьева до нас еще не доходил тогда - им было по двадцать. Зато звезда 27-летнего М. Магомаева сияла в самом зените... Это было время, когда в полную мощь зазвучала мятежная и звонкая муза Высоцкого, а в Кирово-Чепецке блистал эстрадный ансамбль под управлением Виталия Фоминых...
В составе ансамбля преобладали музыканты-профессионалы, а солисткой (наряду с Шарафутдиновым) часто выступала и Жанна Угарова. Та самая Жанна, что и поныне в прекрасной творческой форме, успешно сотрудничает с кировским оркестром «Вятка-джаз-бэнд» и время от времени устраивает праздник музыки для чепецких меломанов.
Смею предположить, что ансамбль В. Фоминых по профессиональному уровню и по творческим достижениям был наиболее сильным в истории города. Во всяком случае представлять Кировскую область на популярном телевизионном турнире «Алло, мы ищем таланты» было доверено именно этому коллективу.
Наши - на Центральном телевидении! Тогда это было диковинным потрясением.
А в 1971 и 72 годах в составе эстрадной бригады ДК «Дружба» и мне посчастливилось принять участие в двух гастрольных турне по реке Вятке. Был в областном пароходстве специализированный теплоход «Активист» для концертного обслуживания речников и жителей прибрежных сел и городов. Снимки, представленные здесь, сделаны мною как раз на палубе этого теплохода. Каждое лето «Активист» брал на борт разные творческие коллективы.
От Кирова до устья Вятки и обратно, в разгар лета, в компании интересных спутников - надо ли говорить, что это незабываемо! И сегодня, с высоты прожитых лет, те дни вспоминаются как самые яркие мгновения жизни.
Удивительный народ, эти музыканты! У каждого сбоя кличка - псевдоним. А чего стоили эти колоритные жаргоны: «чувак», «кочумай», «понтярщик». Мне казалось поначалу, что это их собственные, доморощенные изобретения, но позднее не раз встречал подобные "перлы словесности" в прозе В. Аксенова, в телемемуарах многих знаменитостей.
В слаженный ансамбль музыкантов-инструменталистов певец-самоучка Николай Шарафутдинов вписался уверенно и достойно. Его выступления как самые ударные, яркие всегда завершали, венчали многожанровую концертную программу. Это было естественно и справедливо, ни у кого не вызывало сомнений. Основу его репертуара составляли песни Бабаджаняна и Паулса, Тухманова и Олега Иванова. То есть, говоря нынешним языком, - хиты сезона. И особой популярностью пользовались в молодежной зрительской среде.
Природа наделила Колю не только красивым голосом, но и поразительной работоспособностью и цепкой памятью, памятью на тексты и мелодии. Репетировать он мог часами. Музыканты удивлялись: откуда у него столько сил? Ведь особым здоровьем он не отличался никогда.
Половину его груди рассекал огромный шрам - след перенесенной операции на сердце. Худой, сутуловатый, неторопливый - таким он запомнился мне. По утрам появлялся у камбуза с допотопным маленьким кофейником и непременной сигаретой в зубах. А по вечерам, когда опускались поздние летние сумерки, и теплоход медленно проплывал сквозь вятские просторы, он любил прогуливаться по палубе с неразлучной «спидолой» («Передачку, передачку ловлю»). И опять с сигаретой - курил он нещадно. Тем летом (летом 71-го) умер Луи Армстронг.
Наше радио скудно сообщило об этом лишь в выпуске новостей. Вот Коля и пытался уловить отклики зарубежных станций, фрагменты специальных программ, посвященных памяти великого маэстро.
В те годы, когда еще не знали видеоклипов, не было аудиокассет и компакт-дисков, особенно ценилось «живое», непосредственное исполнение. Певческое исполнительство Н. Шарафутдинова реализовывалось в трех ипостасях, на трех сценических подмостках: концертная эстрада, танцплощадка, ресторан. Так вот, праздную ресторанную публику, которая (случалось!) порой взирала на него снобистски-снисходительно, он эту публику превосходил. Он был глубокой, неординарной личностью с легким оттенком высокомерия ко всякой халтуре и безвкусице. Ибо сам обладал отменным вкусом, владел искусством интонации. Поэтому шлягеры даже не самого высокого пошиба в его исполнении звучали достойно. Да что там: шлягеры нашей молодости стали классикой, и нынешние молодые исполнители охотно включают их в программу «Старые песни о главном».
Не все знают, что Коля был страстным книгочеем, знал толк в литературе, следил за новинками журнальных публикаций. Всякий раз, когда книга сильно воздействовала на него, он говорил: «До меня дошло!». Так, по его рекомендации в свое время я открыл для себя одну из повестей В. Амлинского. А когда в малмыжской книжной лавке мы натолкнулись на прекрасный двухтомник поэта Василия Федорова, Коля назвал его современным Есениным. Сравнение, быть может, не самое бесспорное, но безусловно интересное. Мне вот помнится до сих пор.
Особый интерес уже в те годы проявлял Николай к так называемому неофициальному фольклору. Это ведь лишь в последнее время (благодаря радиопередаче Эдуарда Успенского «В нашу гавань заходили корабли») стал официально признаваться доселе малоизвестный пласт народной культуры: песни рабочих окраин, самодеятельные городские романсы. По-новому раскрыли в этом жанре свое дарование покойные Кира Смирнова и Зиновий Гердт, здравствующие Ролан Быков и Валентин Берестов.
Известно, что испортить шедевр бездарным исполнением - проще простого. А вот «дотянуть» незамысловатую вещицу до уровня искусства - удел немногих. Вспомните, как сумел Гарик Сукачев из давнишней песенки-безделушки «Я милого узнаю по походке» сотворить яркий, хлесткий шлягер наших дней. Исключительно благодаря исполнению!
Страсть, темперамент, способность иронически возвыситься над примитивностью текста и незатейливостью мелодии, но при этом не утратить сокровенных эстетических представлений народной души - такое доступно далеко не каждому исполнителю. Утесов называл это «веселой серьезностью легкомысленного искусства».
Коля Шарафутдинов знавал множество произведений блатной романтики, простонародного репертуара. Не могу не вспомнить некоторые:
И вот выдают мне протезы,
На Курский вокзал я прибыл,
Соленые крупные слезы
Кондуктор на литер пролил.
Пролил, прослезился, собака,
Но все же содрал четвертак.
Не выдержал я и заплакал,
И вымолвил: мать вашу так!
Так - перетак!
Или еще:
Жил-был великий писатель
Лев Николаич Толстой,
Не кушал ни рыбу, ни мясо,
Ходил по именью босой.
Великие потрясения
Писатель в быту перенес.
И роман его «Воскресение»
Читать невозможно без слез.
Слушать эти откровения было великое удовольствие. Исполнял их Коля обычно в дружеских компаниях под гитару. А он любил веселые посиделки, шумные застолья с выпивкой, песнями, анекдотами. И по тому, какие анекдоты он знал, запоминал и любил рассказывать, тоже ведь можно было судить о его вкусе, тонком чувстве юмора.
А как поразительно умел он смеяться! До сих пор в моей памяти звучит его раскатистый, по-детски непосредственный, искренний хохот...
Хочу повториться: я не мог отнести себя к числу близких его друзей. Не был вхож в его дом, никогда не знал его семьи. Приходилось, конечно, и не раз слышать от других о том, что одной поднимать троих сирот вдове Зое было, разумеется, очень тяжко. Все эти годы семья испытывала лишения. Да и в наше цинично-продажное время не благоденствует тем более. Ну что тут сказать?.. Может быть, эти покаянные воспоминания станут хоть каким-то утешением? Ведь выросшие дети никогда не знали отца таким. Да и знать не могли. Зато могут по праву им гордиться.
* * *
Нынче ему было бы далеко за пятьдесят. Непостижимо! Непостижимо: ведь в памяти тех, кто его знал и любил, он по-прежнему молодой, ироничный, живой. Таким и останется.
А. МАЛЬЦЕВ.
Мальцев, А. «…И на устах его печать» [Текст] / А. Мальцев
// Кировец. – 1997. - 29 января (№ 18). – С. 3.
